Как экономика влияет на социальную структуру общества. Экономика и социальная структура общества
Вы уже знаете, что в рамках общества как сложной социальной системы формируются и действуют различные общности и группы - роды, племена, классы, нации, семьи, профессиональные коллективы и т. д. Предметом дальнейшего рассмотрения будет взаимосвязь и взаимовлияние социальной структуры общества и его экономической жизни.
Одной из значительных общностей выступает народонаселение, которое является важнейшим условием жизни и развития общества. Темпы общественного развития, кризис или расцвет во многом зависят от таких показателей, как общая численность населения, темпы его роста, состояние
Здоровья. В свою очередь, все эти показатели очень тесно связаны с экономической жизнью общества. Так, на темпы рождаемости влияет, прежде всего, уровень материального благосостояния, обеспеченность жильем, степень вовлеченности женщин в общественное производство. Например, уровень рождаемости в европейских странах с переходной экономикой (Польша, Венгрия, Чехия, Словакия и др.) за последние 5-10 лет резко упал, что связано с ухудшением условий жизни, сопровождавшим экономические реформы. В России в 90-е гг. XX в. уровень рождаемости также значительно сократился.
Существует и обратная зависимость, когда народонаселение влияет на экономику. Ускорение или замедление темпов экономического развития зависит от общей численности населения, его плотности (в регионе с небольшой численностью населения затруднено разделение труда, дольше сохраняется натуральное хозяйство), темпов его роста (низкие темпы затрудняют воспроизводство рабочей силы и соответственно снижают объемы производства, слишком высокие темпы заставляют направлять значительные ресурсы на простое физическое выживание населения).
Состояние здоровья населения также является фактором экономического развития. Его ухудшение ведет к снижению производительности труда в хозяйстве, сокращению продолжительности жизни. Помимо этого, одной из причин резкого снижения продолжительности жизни, например, у мужчин в России (в 90-е гг. XX в. - с 64 до 58 лет) были сложившиеся социальные условия (сокращение доходов населения, рост нервных стрессов в связи с социально-экономическими переменами и нестабильностью в обществе и др.).
Заметно влияние экономической жизни общества на формирование профессиональных социальных общностей. В традиционных обществах, где наиболее устойчива социальная структура, сохраняются социально-профессиональные группы, связанные с натуральным хозяйством, мелкотоварным производством. В развитых странах Запада под влиянием научно-технической революции растет новый средний класс (интеллигенция, управленцы, высококвалифицированные рабочие). При этом структурные изменения в экономике ведут к сокращению промышленного рабочего класса, исчезновению четких границ между ним и другими социальными группами.
В условиях социально-экономических преобразований в России, распада прежних социальных отношений люди и группы пытаются освоить новые ниши социального и экономического выживания. Особенностью последних лет развития российского общества является тенденция усиления
Экономической дифференциации (различий), выражающаяся в разделении общества на группы с различными доходами, уровнями жизни и потребления. Усложнение социальной структуры проявилось в формировании новых социальных групп и слоев: предпринимателей, финансистов, биржевых брокеров, коммерсантов и др.
Социальное расслоение общества обостряет противоречия интересов различных социальных групп, в том числе экономических. В современном обществе существует проблема согласования этих интересов. Особую угрозу для политической и экономической стабильности в обществе представляет чрезмерное неравенство доходов и богатств. Развитие России в 90-е гг. XX в. привело к значительным различиям в доходах населения. Рыночная система, предоставленная сама себе, отдает преимущество одним социальным слоям и, наоборот, наказывает другие. Если эту систему не корректировать определенной социальной политикой, то она имеет тенденцию вырождаться в систему, действующую в интересах меньшинства общества (элита) и против большинства.
В современных промышленно развитых странах создаются общества всеобщего благосостояния, т. е. доходы перераспределяются в пользу более бедных и обделенных слоев, создаются системы социального обеспечения (пенсионное обеспечение, медицинское страхование, пособия по бедности и др.)- Так, в Швейцарии и Нидерландах на социальное перераспределение приходится около 30% национального дохода. Социальная политика российского правительства предполагает социальную поддержку малоимущих граждан, регулирование трудовых отношений и содействие трудоустройству незанятого населения, свободу выбора профессии, сферы и места работы, обеспечение доступности образования и помощь в переподготовке кадров, обеспечение свободы предпринимательства и др.
Проблема согласования интересов различных участников экономической жизни общества остается актуальной, поэтому экономическая и социальная сферы должны дополнять и взаимно поддерживать друг друга.
Развитие капитализма в России и других странах породило проблему его типологии. Современная методология развернула эту проблему в концепцию трех эшелонов. Согласно этой концепции можно говорить о трех моделях (эшелонах) развития мирового капитализма:
1) - эшелон развитого, классического капитализма - Англия, Франция, США, Канада, Австралия;
2) - эшелон становления буржуазных отношений в переплетении с другими экономическими укладами - Россия, Япония, Австрия, Балканские государства;
3) - эшелон государств Азии, Африки, частично Латинской Америки, оказавшихся к началу XX века на положении колоний и полуколоний великих держав.
Для стран второго эшелона, в том числе и России, характерен особый тип капитализма, становление которого характеризуется гораздо поздним началом (XVIII - середина XIX в.) слабо выраженными социально-экономическими, политическими и правовыми буржуазно-формационными предпосылками. Становление буржуазных структур в России проходило в более сжатые сроки с интенсивным участием иностранного капитала. Все это вело общество к большому и длительному социальному напряжению, перманентным противоречиям и конфликтам.
Историческая наука накопила огромный фактический и историографический материал по истории России конца XIX - начала XX в., но понимание его все еще не до конца ясное. Причина: кризисное состояние отечественной исторической науки, проявлявшееся в резко отрицательном отношении к немарксистской историографии, нетерпимости к различиям во мнениях внутримарк- систской исторической науки, в стремлении к единомыслию и догматизму исторического мышления, насаждаемого политическим режимом. Многие историки-профессионалы длительное время превращали историческую науку в «служанку политики».
История не ошибается, ошибается тот, кто трактует ее по собственному усмотрению, создавая исторические мифы и новые исторические догматы, выдавая их за «правду истории». Многие вопросы российской истории эпохи империализма и народных революций в настоящее время нуждаются в переосмыслении и более углубленной разработке. Перед учеными-историками встала ответственная и сложная задача - искать и находить единственную историческую истину в условиях плюрализма мнений и многоликих заблуждений. Для изучения истории России этого времени важен системный подход, включающий в себя два момента: 1) рассмотрение российского общества конца XIX -начала XX в. как системы экономических, социальных, политических отношений и 2) рассмотрение российской истории в контексте всемирной истории, истории единой, но многовариантной.
Изучение эпохи империализма и народных революций в истории нашего Отечества весьма поучительно и сложно, так как это было время гигантского социального землетрясения на 1/6 части земной суши. Россия - страна необычайно сложная и пестрая во всех отношениях и особенно в экономическом и национальном. Вплоть до 90-х годов XX века большинство ученых-историков и других обществоведов свои главные усилия направляли не на изучение комплекса исторических фактов и объективный анализ сложнейших экономических, социальных и политических процессов эпохи, а на изыскание и обоснование объективных и субъективных предпосылок Октябрьской революции 1917 года.
Тем самым игнорировался многофакторный подход к истории, что приводило к деформации изображения ее реальных процессов. Укоренился стереотип приравнивания и подтягивания России по уровню капиталистического развития до уровня высокоразвитых стран Западной Европы и Америки. Из страны «среднеслабого» развития капитализма она была превращена в страну «среднего уровня развития капитализма, экономически созревшую для социализма. Все это делалось для того, чтобы обосновать высокую степень зрелости социально-экономических предпосылок Октябрьской революции 1917 года.
Правда, не все историки и обществоведы безоговорочно разделяли изложенную выше точку зрения на уровень экономического развития России в начале XX века. Еще в 1969 году группа ученых-историков (П.В. Волобуев, К.Н. Тарновский, А.М. Анфимов, И.Ф. Гиндин, М.Я. Гефтер и др.), основательно исследуя коренные вопросы социально-экономического развития страны, сделали вывод, что предреволюционная Россия оставалась отсталой капиталистической страной, не завершившей свою формационную буржуазную перестройку. Они не рассматривали тогдашнюю Россию классической империалистической страной, готовой в короткий промежуток времени через революцию закономерно шагнуть к социализму.
Сторонники этого так называемого «нового направления» доказывали, что российский капитализм испытывал на себе значительное влияние докапиталистических общественно-экономических укладов. В России начала XX века, по их утверждению, причудливо переплетались, например, такие различные социально-экономические уклады: монополистический капитализм, частнохозяйственный капитализм, полукрепостническое землевладение, мелкотоварное производство (большинство крестьян, продающих хлеб), натуральная и патриархальная формы хозяйства. Существовал еще особый государственный уклад (казна имела 140 млн. десятин земли в Европейской части России, 350 млн. десятин лесов и еще 2/3 железнодорожной сети). С этими укладами были связаны соответствующие формы социальных отношений и эксплуатации.
Представители «нового направления» выделяют и особый для России тип капиталистической эволюции со своеобразной перестановкой фаз развития: оставался незавершенным аграрно-буржуазный переворот, тогда как промышленный переворот был завершен. Все это свидетельствовало, по их мнению, лишь о весьма относительной зрелости российского капиталистического способа производства, при котором теоретически возможен переход к социализму. Они хорошо усвоили образное высказывание по этому вопросу Г. В. Плеханова: «Русская история еще не смолола той муки, из которой со временем будет испечен пшеничный пирог социализма».
Изложенные выше два взгляда советских историков на процесс капиталистической модернизации России - свидетельство разновременных этапов в изучении этой кардинальной проблемы в истории нашего Отечества. И если отбросить значительную долю идеологизации и политизации из первой концепции (приравнивание России в социально-экономическом отношении к передовым странам Запада) и частично недооценку монополизации экономики России в начале XX века - из второй, то можно примерно так представить процесс становления капитализма в России.
Это процесс начался почти два столетия назад. Но заметное изменение ему дали реформы 60-70 годов XIX в. На пути к капитализму было много препятствий экономического, политического и юридического порядка: длительное существование крепостного права, монополия дворянства на земельную собственность, усиленная колонизация окраин страны, способствующая консервации феодальных отношений, многочисленные войны и, наконец, отсутствие политических и правовых предпосылок из-за прочного господства абсолютной монархии.
Однако, силы экономического развития (внутренние и внешние), формирование мирового рынка, военно-экономическая и техническая отсталость страны, назревший кризис рубежа 18501860-х гг. заставили царизм пойти на отмену крепостного права и открыть путь к новой капиталистической формации. Но переход к капиталистическому способу производства в России произошел эволюционным путем при сохранении абсолютистского государства, которое во многом определило форму и характер буржуазных преобразований, особенности капиталистической эволюции в России.
В числе этих особенностей можно назвать: исторически сжатые сроки (пореформенное 40-летие) капиталистического развития, своеобразное сочетание спонтанных процессов становления капитализма «снизу» с активной покровительственной правительственной политикой «сверху» по форсированному развитию железнодорожного транспорта и отдельных отраслей народного хозяйства. Последняя проявилась в прямом государственно-капиталистическом предпринимательстве, в выдаче крупных казенных заказов по завышенным расценкам, привлечении в больших масштабах иностранного капитала, выступавшего в качестве «локомотива», «тягача» промышленного развития, в регулировании финансов, в таможенной политике, ограждавшей российскую промышленность от конкуренции.
Интенсивно начавшийся в конце XIX века процесс модернизации страны во многом связан с политической практикой выдающегося государственного деятеля и реформатора С. Ю. Витте. В тогдашних условиях России он активно вырабатывает и реализует принципы развития национальной экономики. Практически они нашли свое воплощение в проведении протекционистской торговой политики (единый таможенный тариф 1891 г.), создании благоприятных условий для иностранных инвестиций (железнодорожное строительство, поощрительные меры для промышленности, стабильная национальная валюта - золотой рубль), в стремлении к политической стабилизации (либеральный курс по созданию представительных учреждений и гарантий политических свобод). Реформы Витте не завершились полностью, так как они носили во многом верхушечный характер и осуществлялись на медленно изменявшихся традиционных аграрных отношениях.
Однако, царизм, способствуя буржуазным преобразованиям, в то же время ревностно охранял свои прерогативы, экономические и политические привилегии господствующего класса дворян-помещиков.
Такая политики и практика самодержавного государства при сохранении пережитков феодального общества привела к нарушению естественно-исторической последовательности становления форм и порядка капиталистического способа производства, к резкому смещению его стадий (этапов) развития. В странах Запада железнодорожное строительство явилось результатом промышленного переворота и в этом смысле увенчало дело окончательного преобразования капиталистического производства. В России же в 60-70-х годах, еще до завершения промышленного переворота, началось крупное железнодорожное строительство, которое заложило основы капиталистической индустрии и явилось одной из причин перехода в ряде случаев к фабричному производству без прохождения мануфактурной стадии.
К 80-м годам XIX века в России но многих отраслях индустрии завершился промышленный переворот, а в 90-е годы она пережила период промышленного подъема. За эти годы при масштабном вливании иностранных капиталов и технологий в стране был создан промышленный потенциал, достаточный для обеспечения военной, политической и в значительной мере экономической безопасности, но еще недостаточный для поддержания высокого уровня жизни населения.
В 1890-х годах индустриальное развитие страны (первая индустриализация) привело к тому, что ее промышленное производство удвоилось. Выпуск продукции тяжелой промышленности увеличился почти в три раза, легкой - в 1,6 раза. Выплавка чугуна возросла с 45 млн. пудов до 165 млн. пудов, производство стали - с 16 млн. пудов до 116 млн. пудов. Общая стоимость продукции машиностроения увеличилась в 3,7 раза, а число выпускаемых паровозов в 10 раз. Добыча нефти достигла 550 млн. пудов (рост в 2,9 раза), в результате чего по этому показателю Россия вышла на первое место в мире. Добыча каменного угля возросла в 2,2 раза. С 1893 по 1900 год в стране было построено железных дорог больше, чем за 20 предыдущих лет (общая протяженность железнодорожной сети к началу XX в. составила около 50 тыс. верст). По общей протяженности дорог Россия вышла на второе место в мире, уступая только США. В целом за пореформенное 40-летие общий объем промышленного производства в стране возрос почти в 8 раз.
С началом XX века наступают и новые процессы в экономическом развитии: кризис 1899 - 1903 годов, затем депрессия и революция 1905 - 1907 гг., и только в 1909 году после длительного застоя в России начался новый, второй промышленный подъем (вторая индустриализация), продолжавшийся до 1914 года. За эти годы промышленное производство увеличилось почти в полтора раза.
Чем же можно объяснить столь быстрые темпы промышленного роста? Сравнительно невысокими исходными данными уровня российской экономики в середине XIX века; возможностью широкого использования технического и организационного опыта развитых капиталистических государств; притоком и использованием иностранного капитала, огромными трудовыми и природными ресурсами. Значительная часть иностранных капиталов направлялась на развитие тяжелой промышленности. А это ускоряло процесс индустриализации России.
Однако, иностранному капиталу не удалось целиком приспособить развитие экономики России к собственным интересам или превратить ее в «банановую империю». Россия не превратилась ни в колонию, ни в полуколонию, как утверждали некоторые советские историки сталинских времен. Она сохранила позиции равноправного государства с другими.
Важным показателем капиталистического развития промышленного производства была его концентрация, значительно ускорившаяся в начале XX века. На смену крупным предприятиям и объединением приходили еще более крупные. Концентрация касалась как организации самого производства, роста его основных капиталов, так и рабочей силы. Концентрация рабочих в России к началу XX века достигла таких масштабов, что с ней не могла соперничать ни одна другая страна в мире. В 1903 году на крупных предприятиях с числом рабочих более 500 человек (таких предприятий тогда было 4% от общего числа предприятий в стране) работало 48,7% всех рабочих России.
Однако, в России существовала концентрация двух различных типов: собственно капиталистическая, связанная с техническим прогрессом (новые отрасли промышленности индустриальные районы. Юг, Баку) и концентрация, порожденная полуфеодальным строем промышленности (Урал) и в целом дешевизной рабочих рук в результате аграрного перенаселения.
Концентрация производства приводила к большому росту монопольных объединений, которые в начале 1900-х годов утвердились во всех основных отраслях российской промышленности. Всего в России в 1904 году насчитывалось до 50 крупных монополистических объединений. В том числе: синдикаты: «Продамета», «Гвоздь», «Продвагон», сахаразаводчиков; картели «Продпаровоз», «Проду- голь», «Нобель-Мазут», трубопрокатных заводов и др. Монополистические союзы становятся одной из основ хозяйственной жизни России перед первой русской революцией.
О размерах операций этих объединений дает представление, например, синдикат «Продамета» - общество для продажи изделий русских металлургических заводов. Он объединял 30 заводов и монополизировал более 4/5 продукции металлургической промышленности России. Синдикат «Продуголь» контролировал 70% добычи угля в Донецком бассейне. Синдикат «Продва- гон» объединил все заводы, изготовлявшие вагоны для широкой колеи.
Возникшие в условиях кризиса и депрессии (1899 - 1908 гг.) сбытовые монополистические объединения картельного и синдикатного типа к началу нового, предвоенного промышленного подъема 1909 - 1914 гг. не только не распались, а соответственно модернизировались. Новый промышленный подъем продемонстрировал весьма высокие темпы развития: среднегодовой прирост всей промышленной продукции составил 8,8%. По этому показателю Россия выходила на первое место в мире. В 1909 -1913 гг. промышленное производство увеличилось почти в 1,5 раза, производство средств производства составило 84%, а товаров широкого потребления - 33%.
С 1900 по 1916 год (и особенно с 1910 по 1916) идет дальнейший процесс концентрации и монополизации производства, повышение роли крупных фирм, сращивание промышленного и банковского капитала. К 1914 году в России насчитывалось уже более 150 крупных синдикатов и картелей.
В это же время меняется характер монополизации: создаются монополистические объединения комбинированного типа, объединяющие весь процесс производства - тресты и концерны.
В годы первой мировой войны углубляется процесс обобществления производства, идет дальнейшее развитие монополистического капитала, происходит сращивание монополий с государственным аппаратом. И как следствие, рождается государственно-монополистический капитализм.
Параллельно с концентрацией производства и промышленного капитала продолжалось форсированное формирование банковской системы, обслуживающей промышленность и торговлю. В начале XX века помимо Государственного банка с его 122 конторами и отделениями и 727 казначействами в стране действовало 40 акционерных коммерческих банков, 192 - общества взаимного кредита, 255 - городских общественных банков. В банковском деле весомая роль принадлежала иностранному капиталу. Он взял на себя организацию кредита. В 1913 году из 19 крупных банков 11 были фактически основаны иностранцами.
С 1901 по 1913 в России возникло 22 новых акционерных коммерческих банка, что составляло 2/3 частных банков, учрежденных за предыдущие почти 40 лет.
В 1901 открылось 87 акционерных компаний
1902 - 55
1903 - 51
1904 - 51
1905 - 36
1906 - 64
1907 - 90
1908 - 79
1909 - 81
1910 - 129
1911 - 165
1912 - 238
1913 - 242
Особенно быстро складывались мощные банковые монополии во время промышленного подъема с 1909 по 1914 год. Среди них крупнейшими были Русско-Азиатский и Петербургский международный, Азово-Донской коммерческий. Русско-торговопромышленный банки. О высокой концентрации банковского капитала свидетельствовал тот факт, что в 12 крупнейших банках сосредоточивалось 80% основных активов и пассивов всех 50 акционерных банков России, они участвовали более, чем в 90% операций финансирования и промышленного кредита.
Капиталистическая перестройка аграрного строя в России в пореформенную эпоху вплоть до 1917 года предстает перед историками во всей ее сложности и противоречивости. Крестьянская реформа 1861 года, проводившаяся самими помещиками во главе с царем, не осуществила радикальной чистки феодальных порядков, сохранила экономические привилегии и политическое господство дворянства. Наиболее существенными феодальными пережитками реформы 1861 г. было сохранение помещичьего землевладения, отрезков, выкупных платежей, отработочной системы сословного землепользования, крестьянской общины и царского самодержавия. Условия освобождения крестьян не давали необходимого простора для развития крестьянского хозяйства и сельскохозяйственного производства по капиталистическому пути. Аграрный строй России даже в начале XX века явил собой сложное сочетание полукрепостнических, раннекапиталистических и собственно капиталистических хозяйств и форм собственности.
Споры историков-аграрников велись главным образом по вопросу определения уровня развития аграрного капитализма в России в начале XX века. Вплоть до 50-х годов многие историки-аграрники утверждали, что капиталистические отношения к концу XIX века стали в целом в стране господствующими. Подобные выводы, видимо, должны были служить доказательством капиталистической зрелости экономики страны для возможности социалистической революции.
Обоснованной критике подобные утверждения подверг видный историк-аграрник А.М. Анфимов. На основе скурпулезных исследований разнообразных источников он убедительно доказал, что вплоть до первой мировой войны в земледельческом строе Европейской России полукрепостнические порядки еще превалировали над капиталистическими. В 70-х годах XX века эта проблема вновь подверглась гораздо более глубокому и обстоятельному анализу. Некоторые историки (академик Ковальченко И.Д. и др.) пришли к выводу, «что во внутреннем строе помещичьего хозяйства Европейской России повсеместно господствующее положение занимала капиталистическая организация производств» при «одновременном органическом переплетении капиталистических и полуфеодальных отношений». Налицо был социальный дуализм помещиков, являвшихся одновременно капиталистами-аграриями и полукрепостниками.
В настоящее время ученые-историки сходятся на том, что процесс капиталистического развития в пореформенной российской деревне, безусловно, шел, но медленно, как в помещичьем, так и в крестьянском хозяйствах, приближаясь к новой капиталистической формации. В реальной истории этот процесс был весьма сложным и противоречивым. Через препоны крепостничества проникали товарно-денежные отношения, формировались капиталистические начала в аграрном строе России.
После отмены крепостного права 4/5 надельных земель оказались в общинном землевладении, и такое положение почти полностью сохранялось вплоть до первого десятилетия XX века. Это было тормозом на пути капиталистической аграрной эволюции. Община несла ответственность за уплату податей, сельские сходы определяли размеры налогов между членами общины, разделяли между ними землю. Община могла отобрать у недоимщиков наделы, подвергать их телесному наказанию по приговору волостного суда.
Общинному землевладению были присущи такие пережитки крепостничества, как принудительный севооборот, незначительные и малоплодородные наделы земли, чересполосица, нехватка лугов, пастбищ, лесов, круговая порука. Вопреки логике экономического развития царизм пытался сохранить мнимоуравнительную общину, насильно удерживая тем самым наиболее тягостные патриархальные формы гнета и имущественного неравенства, продолжая чудовищных размеров податное ограбление крестьян.
Крестьянство России задыхалось от малоземелья, обострившегося еще больше к началу XX века в связи с ростом на 40 млн. сельского населения. К 1897 году тот клочок земли, который был оставлен крестьянину после освобождения, стал почти вдвое меньше (2,6 десятин на мужскую душу вместо 4,8 десятин). Надел не только не обеспечивал расширенного производства, но даже не мог полностью удовлетворить текущие расходы крестьянина. Все это тормозило становление капиталистических отношений в российской деревне.
Тем не менее эти отношения становились реальностью в сельском хозяйстве. Что об этом свидетельствовало? Во-первых, к началу XX века уже определился заметный рост торгово-предпринимательского землевладения и связанная с ним специализация отдельных экономических районов страны. Степные губернии Юга и Заволжья окончательно определялись как районы производства зерна на рынок, преимущественно на экспорт. Северные, Прибалтийские и Центральные губернии стали районами скотоводства и молочного хозяйства. Северо-западные губернии специализировались на производстве льна, а возделывание сахарной свеклы концентрировалось на Украине и в Центрально-черноземной зоне.
Во-вторых, за 32 года (с 1877 по 1910) в 3,2 раза увеличилась площадь крестьянского частного землевладения.
В-третьих, к началу XX в. в России уже насчитывалось 570 передовых (по тому времени) помещичьих капиталистических хозяйств с площадью земли примерно до 6 млн. десятин. В них трудились сотни и даже тысячи наемных сельскохозяйственных рабочих.
В-четвертых, возросла роль зажиточных крестьян в поставке хлеба на рынок, да и вообще уровень товарности произведенного зерна. В 1909 - 1913 гг. крестьянское хозяйство преобладало в производстве валового хлеба (88%) и в производстве товарного хлеба (78,4% против 21,6% у помещиков).
В-пятых, после революции 1905-1907 гг. в стране весьма быстро росло число всевозможных кооперативов. В конце 1916 г. в России было 35 тыс. потребительских кооперативов с 11,5 млн. членов, 16 тыс. кредитных с 10,5 млн. членов, 5,7 тыс. производственных артелей и товариществ с. 1,8 млн. членов и др. В 1908 г. состоялся первый Всероссийский съезд кооператоров. Сама кооперация в условиях капитализма носила капиталистический характер.
Отдельные историки, а преимущественно писатели и публицисты, живо реагируя на современную политическую конъюнктуру, стали доказывать (без достаточных аргументов), что время с 1907 по 1917 год - это время подъема и процветания. При этом делается ссылка на большой экспорт хлеба за границу.
Россия много хлеба вывозила и продавала за границу, но делалось это за счет форсированного уменьшения запасов хлеба внутри страны. Так, в США, Аргентине и Канаде «вместе взятых» после вывоза зерна на экспорт дома оставалось по 59 пудов хлеба на душу населения, а в России - 28 пудов - в два раза меньше. Все это свидетельствует, что аграрная повозка, «ведомая» царским самодержавием и помещиками-латифундистами, далеко не поднялась на гору аграрного российского капитализма и застряла в грязи крепостничества на полпути.
Даже такие значимые исторические события, как первая русская революция и последовавшая за ней столыпинская аграрная реформа фундаментально не решили аграрного вопроса. Сельское хозяйство страны к 1917 году так и не прошло формационной буржуазной перестройки, хотя некоторому росту производительных сил крестьянского хозяйства объективно способствовала столыпинская аграрная реформа.
Масштабная аграрная реформа связана с именем П.А. Столыпина, но в основном она была подготовлена С.Ю. Витте и видными царскими чиновниками А.В. Кривошеиным и А.А. Рит- тихом в 1902-1904 гг. Их предложения предусматривали постепенную индивидуализацию и интенсификацию крестьянского хозяйства и превращение его в систему мелкой частной собственности, основанной на хуторах и семейных фермах. Но только натиск революции, поставивший ребром вопрос об отчуждении помещичьих имений и наделении крестьян землей, а также приход к власти П.А. Столыпина привел к радикальным попыткам решить, наконец, аграрный вопрос в России через разрушение общины и введение надельных земель в капиталистический оборот.
П.А. Столыпин подчеркивал, что правительство делает ставку на крепких и сильных крестьян-середняков - будущую социальную опору дальнейших реформ и. строительства фундамента гражданского общества. Аграрная реформа предусматривала коренные преобразования в жизни крестьянства - наиболее многочисленного класса русского общества. Предстояло не просто изменить основы землевладения, а весь строй жизни, психологию общинного крестьянства с его коллективизмом, уравнительным принципом землепользования.
Однако, попытка выдающегося царского реформатора П.А. Столыпина привести к утверждению в России большого крестьянского предпринимательства не достигла цели. Дело в том, что сама-то реформа проводилась в буржуазно-консервативном варианте, при сохранении самодержавия и дворянства. Цели ее сводились, главным образом, к насильственному разрушению сельской общины и насаждению хуторов и отрубов и созданию в российской деревне широкого слоя самостоятельных крестьян-соб- ственников, ведущих предпринимательское хозяйство. «Крепкий личный собственник, - говорил Столыпин,- нужен для переустройства нашего царства, переустройства его на крепких монархических устоях». Столыпин стоял у истоков российского фермерства. Вся реформаторская деятельность Столыпина в конечном счете должна была уберечь Россию от назревающей революции.
Аграрная реформа Столыпина потерпела неудачу. Почему?
Во-первых, потому, что нельзя было обеспечить новых собственников - «фермеров» необходимым количеством земли для организации высокопродуктивного хозяйства, оставляя в неприкосновенности главное препятствие, задерживающее аграрно-капиталистическое развитие России - землевладение крупных помещиков.
Во-вторых, новые собственники были оставлены практически без помощи государства. Имело место явное и скрытое сопротивление реформе самодержавия.
В-третьих, не могло родиться свободное фермерство при отсутствии демократии, в обстановке жесткого полицейского террора, массовых арестов, ссылок и казней. Прав был граф С.Ю. Витте говоря, что «индивидуальная собственность была введена... не по добровольному согласию, а принудительным порядком, без выработанного для этих частных собственников-крестьян правомерного судоустроительства». Этот новый крестьянский закон был пропитан полицейским духом.
В-четвертых, попытка реформаторов «штурмовать» крестьянскую общину, прибегая к насильственным и бюрократическим методам, вызывала нередко отпор со стороны общинников. Крестьяне в массе своей противились проведению реформы, нередко жгли хутора, устраивали потравы и покосы у отрубщиков. На результатах реформы сказалось отсутствие достаточных стимулов у крестьян для выхода из общины, неумение хозяйствовать единолично, по-фермерски, на свой страх и риск.
В-пятых, не до конца оправдали надежды такие важные инструменты разрушения общины и насаждения мелкой личной собственности, как Крестьянский банк и переселение крестьян за Урал.
Среди некоторой части историков, а тем более публицистов, еще бытует версия о неудаче реформы по причине недостатка мирного времени для ее проведения. При этом ссылаются на высказывание Столыпина: «Дайте государству 20 лет покой внутреннего и внешнего и вы не узнаете нынешней России».
Эта радужная альтернатива не состоялась, т.к, в действительности столыпинская аграрная реформа провалилась еще до начала первой мировой войны. Об этом свидетельствуют данные об укреплении земли в личную собственность: от 14,6 млн. крестьянских дворов (но переписи 1916 г,) хутора составили 2,3%, а отруба - 9,1%.
Нетрудно заметить, что кривая выходов из общины резко пошла вниз еще задолго до войны.
Несмотря на неудачу в главном, аграрная реформа, открыв «последний клапан» для развития капитализма при сохранении помещичьего землевладения и царского самодержавия, заметно активизировала проходившие в начале XX в. процессы капиталистической эволюции в России. Несколько укрепилось положение сельской буржуазии, поставлявшей половину хлеба на внутренний рынок. Было положено начало юридическому оформлению права собственности на землю, число владельцев которых выросло и ориентировалось на предпринимательскую деятельность. Столыпинская реформа способствовала пролетаризации части крестьянства. Она разбудила инициативу крестьянства и земств и тем самым способствовала аграрнотехническому переустройству российской деревни.
Но в тех условиях реформа не смогла разрешить крестьянского вопроса о земле, а потому борьба против крупного землевладения по-прежнему оставалась самой сутью грядущей новой буржуазнодемократической революции, которая разразилась в феврале 1917 г.
О П.А. Столыпине, как о реформаторе и государственном деятеле, за последние 5-6 лет написано очень много и теми, кто в полном восторге от его деятельности, и теми, кто взвешенно или даже отрицательно судит о ней. Считаем целесообразным дать слово о нем его современникам:
Николай II: «Столыпин - верный слуга мой, доблестный исполнитель своего долга»; В.И. Ленин: «Столыпин - обервешатель. Столыпин был главой правительства контрреволюции. Столыпин - погромщик. Столыпин умел прикрывать азиатскую «практику» истязаний и погромов лоском и фразой, позой и жестами, подделанными под европейские».
В.А. Маклаков (правый кадет, депутат 1-3 Государственных дум): «Столыпин стремился подрезать революционные корни.»
A. И. Гучков (лидер октябристов): «Столыпин призван спасти Россию от революции. Он любил Россию. Широкая и своеобразная натура. Он не укладывался в рамки существующих партийных взглядов».
B. В. Шульгин (идеолог монархического крупного дворянства, депутат II-IV Государственных дум): «Сильный, уверенный, не терявший мужества. Он укрощал 400 депутатов Думы словами как раскаленным железом. Он с большим достоинством и серьезностью излагал план реформ в Думе, где перед ним сидели «звери, одетые в «пиджаки», безнадежно тупые, с озлоблением в глазах. В сущности, во II-й Думе только Столыпин был настоящим палладином власти. Он стремился всеми способами замирить Россию».
А.В. Тыркова-Вильямс (член ЦК кадетской партии): «А ведь Столыпин куда крупнее Милюкова. Столыпин первой задачей считал успокоение страны, борьбу с анархией. При нем очень уж были обострены отношения между властью и общественным мнением. Одно появление Столыпина на трибуне сразу же вызывало кипение враждебных чувств, отметало всякую возможность соглашения... Его уверенность в своей правоте бесило оппозицию. Но он бросил в зал реплику: «Не запугаете!»
Газета «Аванти» от 14 сентября 1911 г. (Италия): «Русская революция предложила Столыпину 5 лет перемирия, чтобы вести реформы. Столыпин принял перемирие для того, чтобы убивать, вешать, ссылать, организовывать погромы, разогнать Думу, закрывать школы, университеты, уничтожить газеты; зловещий министр зловещего царя, доверенное лицо русского деспота Николая II.»
Степень проникновения капиталистических отношений в географически различные районы обширной Российской империи была далеко не одинаковой. И это происходило потому, что Российская метрополия, образуемая губерниями Центральноевропейской России, оказалась слита (так было угодно истории) в единый комплекс с различными по своему экономическому положению зависимыми территориями:
а) колониями «в экономическом смысле», заселенными выходцами из метрополии и представляющими собой районы развитого сельскохозяйственного производства (южные и юго-восточные окраины Европейской России, Сибири);
б) колониями «чистейшего типа», коренное население которых находилось на стадии по преимуществу феодальных отношений, только еще втягивалось российским капитализмом в товарное обращение (Средняя Азия, Казахстан, Кавказ);
в) областями, составлявшими своего рода резервную зону для развитии российского капитализма (север Европейской России);
г) районами, «прямо зависимыми политически», которые находились примерно на одном уровне экономического развития с метрополией (Царство Польское, Прибалтика, Финляндия). Здесь, а также на Украине гораздо более было развито товарное хозяйство, более развита была местная буржуазия, быстрее шло «обуржуазивание» крестьян и рабочих.
Краткий анализ пореформенного экономического развития (1861-1917) дает основание сделать некоторые выводы.
I. Россия в эти сжатые сроки (немногим более 50 лет) прошла значительную часть своего капиталистического пути развития. Это был особый, новый тип капиталистической эволюции как с точки зрения формы, так и порядка этого развития. К 1917 году Россия пришла страной со среднеслабым уровнем развития капитализма, т.к. самые развитые формы капитализма охватывали в основном крупную промышленность, банковскую систему и мало затронули земледелие. В условиях продолжавшегося сохранения пережитков феодального общества экономика страны носила многоукладный характер, который затруднял развитие капитализма, вызвал острые экономические и социальные противоречия.
II. В системе мирового капитализма Россия в экономическом отношении была страной «второго эшелона», т.к. новейший капитализм переплетался здесь с сетью докапиталистических отношений. Индустриализирующаяся Россия зависела от западноевропейского капитала, но при этом сама эксплуатировала колонии Средней Азии.
И объем промышленного производства на душу населения, и производительность труда в индустриальном секторе были значительно меньше чем в Великобритании, Франции, Германии, США. В 1913 году российский национальный доход на душу населения составлял: 2/5 французского, 1/3 германского, 1/5 британского, 1/8 американского национального дохода.
Разрыв между Россией и другими великими державами по размерам национального дохода на душу населения между 1861 и 1913 гг. увеличивался. К 1913 году российское сельское хозяйство уступало пяти ведущим европейским государствам по урожайности, по продукции в расчете на одного работника, занятого в аграрном секторе, по ассортименту производимой продукции.
Вот почему несостоятельной является попытка приукрасить социально-экономическое состояние дореволюционной России. Даже известный монархист-эмигрант, философ и историк И. Солоневич в книге «Народная монархия» обращает внимание на эту несостоятельность: «Одна из самых неумных вещей, которую делает часть зарубежных монархистов, это попытка представить Россию до 1917 года в качестве рая. Ни в какой рай не поверит сейчас никто... Россия до 1917 года была, вероятно, самой бедной страной европейской культуры. Действительно разрыв между бедностью и богатством - был зияющим разрывом, и таким же зияющим разрывом был разрыв между утонченно-тепличной культурой «верхов» и остатками полного бескультурия на низах... » Особенности экономического развития России отразились на социальной структуре общества. В 1913 году из 160 млн. населения России около 3-х млн. составляли иерархическую элиту, состоящую из 100 тыс. дворянских семей (всего 0,5 млн. человек), 2 млн. (с членами семей) буржуазных владельцев более 200 тыс. промышленных и торговых предприятий, свыше 1 млн. лиц, занятых умственным трудом (учителя, врачи, адвокаты, инженеры, офицеры и др.) Из них 130 тыс. имели высшее образование. Социальные силы уходящего феодально-крепостнического строя постепенно ослабевали и экономически, и политически, зато заметно выросли классы и другие социальные слои развивающегося капиталистического общества. Повысилась экономическая и общественная роль крупной промышленной и финансовой буржуазии, претендовавшей в сотрудничестве с самодержавием на повышение.своего политического влияния. К 1917 г. в России сложилась мощная социальная база буржуазно-демократической альтернативы развития общества. Но, как позднее покажет история, реализовать свои потенции ей было не дано.
Усиленно формировался (на потомственной основе, а также за счет разорившихся крестьян, ремесленников и кустарей) и рос численно многонациональный российский пролетариат, сконцентрированный в значительной мере на крупных и крупнейших предприятиях страны. В промышленном производстве, строительстве, на железнодорожном транспорте, во внутренней торговле были заняты около 10 млн. человек (6,4 млн. наемные рабочие главным образом в промышленности и железнодорожном транспорте, остальные - мелкие ремесленники и те, кто в летнее время был занят в сельском хозяйстве).
Большую часть населения 66,7% составляли средние слои населения, большинство которых - крестьяне. Превращение их в класс буржуазного общества тормозилось гнетом самодержавия, помещиков и непоследовательными экономическими реформами. Тем не менее около 9 млн. крестьян уходили из деревень на сезонные сельскохозяйственные работы, на стройки и лесоразработки.
Проблема модернизации страны издавна волновала русское общество. Более двух столетий, начиная с реформ Петра I , через «золотой иск’’ Екатерины II-й, Великие реформы Александра IIго, и значимые преобразования выдающихся российских реформаторов начала XX века - С.Ю. Витте и П. А. Столыпина, разворачивался в России модернизационный процесс. Он шел непросто, сочетая самобытно-почвенные и западные черты, но так и не вывел Россию в ряд технологически высокоразвитых держав.
Россия не достигла к 1917 году уровня передовых европейских стран и не превратилась в государство с высокоэффективной экономикой. Более того, и реформы, предпринимаемые монархической властью во второй половине XIX и начале XX века, оказались неспособными остановить стремительно нараставший революционный процесс, который перерос в три революции на протяжении 12 лет.
Эти революции наглядно подтвердили неспособность самодержавной власти решать комплекс задач, называемых ныне «модернизацией» (индустриализация, разрешение аграрного вопроса, уничтожение культурной нищеты подавляющего большинства населения, переустройство системы власти и др.). Все это, в конечном счете, и привело к гибели монархии.
Источники и литература
Аврех А.Н. Столыпин Н.А. и судьбы реформ в России. - М., 1991.
Ананьич Б.В., Ганелин Р.Ш. Кризис власти в России: Реформы и революционный процесс. 1905-1917 гг. // История СССР. - 1991. -№2.
Ананьич Б.В. С.Ю. Витте и П.А. Столыпин - российские реформаторы XX столетия // Звезда. - 1995. - № 6. Анатомия революции: массы, партия, власть. - СПб. 1994.
Анфимов А.Н. Тень Столыпина над Россией // История СССР. - 1991. - № 4.
Бовыкин В.И. Россия накануне великих свершений. - М., 1988.
Бородин А.П. Государственный совет и указ 9 ноября 1906 г.
Из истории аграрной реформы Столыпина // Отечественная история. - 1994. - № 2.
Боханов А.Н. Крупная буржуазия в России (конец XIX в. - 1914 г.) - М., 1992.
Волобуев П.В. Выбор путей общественного развития: теория, история и современность. - М., 1987.
Вопросы истории капиталистической России. Проблемы м7ного- укладности. - Свердловск, 1972.
Донгаров А.Г. Иностранный капитал в России и СССР. - М., 1990.
Дякин B.C. Буржуазия, дворянство и царизм в 1911-1914 гг. - Л., 1988.
Дьяконова И.А. Исследования по истории российского империализма (экономика и политика царской России) // История СССР. - 1993. - № 3.
Исторический опыт трех российских революций. - Кн. 1. - М., 1985; Кн. II. - М., 1986.
Изместьева Т.Ф. Россия в системе европейского рынка (конец XIX - начало XX века). - М., 1990.
Иванов Н.А. Промышленный центр России. 1907-1914 гг. Статисти ческо-экономическое исследование. - М., 1995.
Кризис самодержавия в России. 1895-1917. - Л., 1984.
Ковальченко И.Д. Некоторые вопросы методологии // Новая и новейшая история. - 1991. - № 5.
Лаверычев В.Я. Военный государственно-монополистический капитализм в России. - М., 1988.
Ленин В.И. Развитие капитализма в России // ПСС. - Т. 3.
Ленин В.И. Последний клапан // ПСС. - Т. 22.
Ленин В.И. Империализм как высшая стадия капитализма // ПСС. - Т. 27.
Ленин В.И. Грозящая катастрофа и как с ней бороться // ПСС. - Т. 34.
Лубский А.В. Введение в изучении истории России периода империализма. - М., 1991.
Монополии и экономическая политика царизма в конце XIX - начале XX века. - Л., 1987.
Неизвестная Россия: XX в. - Кн. 1-3. - М., 1992-1993.
Поликарпов В.Д. «Новое направление» в старом прочтении // Вопросы истории. - 1989. - № 3.
Реформы или революция? Россия в 1861-1917 гг. - СПб, 1992.
Реформы в России XIX-XX веков: западные модели и прусский ответ / / Отечественная история. - 1996. - № 2.
Речи П. А. Столыпина. - М. 1991.
Россия, 1917 г.: выбор исторического пути («Круглый стол» историков Октября, 22-23 октября 1988 г.). - М., 1989.
Соловьев Ю.Б. Самодержавие и дворянство в 1907-1916 гг. - Л., 1990. Столыпин П.А. Нам нужна великая Россия. 1906-1911. - М., 1991.
Семенникова А.И. Россия в мировом сообществе цивилизаций: учебное пособие для вузов. - Брянск, 1995.
Тарновский К.Н. Социально-экономическая история России начала XX в. - М., 1990.
Тарновский К.Н. Мелкая промышленность России в конце XIX -начале XX в. М.: - Наука, 1995.
Шацилло К. Ф. Николай II: реформы или революция // История Отечества: люди, идеи, решения: Очерки истории Советского государства. - М., 1991.
Шацилло К.Ф. Государство и монополии в военной промышленности (конец XIX - 1914 гг.) - М., 1992.
Шацилло К.Ф. Казенная промышленность царской России // Свободная мысль. - 1992. - № 2.
Флоринский М. Ф. Кризис государственного управления в России в годы первой мировой войны: Совет министров в 1914-1917.- М., 1988.
Хрестоматия по истории СССР. 1861-1917 гг. - М., 1990.
Шепелев Л.Е. Царизм и буржуазия в 1904-1914 гг. - М., 1987.
Существование общества невозможно без постоянного производства материальных благ; Общественное производство определяет появление и развитие социальной структуры; Экономические отношения активно влияют на политическую жизнь общества; В процессе производства создаются необходимые материальные условия для развития духовной жизни общества
Экономические институты - нормы и правила, по которым взаимодействуют и осуществляют экономическую деятельность ее участники. формальные правила - кодексы, законы, подзаконные акты и т. д. неформальные правила - традиции, обычаи, привычки, стереотипы поведения субъектов экономики экономические категории - рынок, собственность, конкуренция, налоги и т. д.
Экономика и социальная структура общества - взаимосвязь экономики с такими показателями как: общая численность населения и темпы его роста; состояние здоровья общества; формирование профессиональных социальных общностей; неравенство в доходах и богатстве.
Исследование и анализ влияния экономической жизни общества на формирование профессиональных социальных общностей богатые занимают самые лучшие должности и имеют самые престижные профессии. эти профессии лучше оплачиваются и связаны с умственным трудом, выполнением управленческих функций. к зажиточным слоям, составляющим средний класс, в обществе относят юристов, квалифицированных служащих, среднюю и мелкую буржуазию рабочий класс согласно современным представлениям составляет самостоятельную группу, которая занимает промежуточное положение между средним и низшим классами общества. к низшим слоям относятся неквалифицированные рабочие, безработные, нищие.
1. Социальное расслоение общества, которое напрямую связано с экономическим развитием, обостряет противоречия интересов различных социальных групп. 2. Рыночную экономику необходимо корректировать путем проведения определенной социальной политики, чтобы не допустить социального взрыва. 3. Социальная политика Российского государства на современном этапе предполагает: поддержку малоимущих граждан; регулирование трудовых отношений; содействие в трудоустройстве незанятого населения; свободу выбора профессии; обеспечение доступности образования и помощь в переподготовке кадров; обеспечение свободы предпринимательства. 4. Согласование интересов различных участников экономической жизни общества актуально, поэтому экономическая и социальная сферы должны взаимно поддерживать друг друга.
Cлайд 1
Экономика и социальная структура общества. Выполнила ученица 11 класса «А» средней школы №22 Валгасова Зарина.Cлайд 2
Взаимосвязь и взаимовлияние социальной структуры общества и ее экономической жизни.
Cлайд 3
Исследование взаимосвязи общей численности населения и темпов его роста с экономическим развитием общества. Экономика влияет: Народонаселение влияет: На уровень рождаемости; На уровень экономики; Зависит: Зависит: От материальных благ; От общей численности населения; Обеспечиванияжильем; Плотности населения; Степени вовлеченности женщин в производство Темпов роста населения
Cлайд 4
Например, уровень рождаемости в европейских странах с переходной экономикой (Польша, Венгрия, Чехия) в 1990-х гг. резко упал, что связанно с ухудшением уровни жизни, сопровождавшим экономические реформы. В России тоже.
Cлайд 5
Помимо этого, одной из причин резкого снижения продолжительности жизни бывают сложившиеся социальные условия (сокращение доходов населения, усиление нервных стрессов в связи с социально-экономическими переменами, нестабильности в обществе)
Cлайд 6
В свою очередь народонаселение тоже влияет на экономику. Например: В регионах с небольшой численностью населения затруднено разделение труда, дольше сохранятся натуральное хозяйство.
Cлайд 7
Состояние здоровья населения также является фактором экономического развития. Его ухудшение ведет к снижению производительности труда в хоз-ве, сокращению продолжительности жизни.
Cлайд 8
В условиях социально-экономических преобразований в России, распада прежних социальных отношений люди и группы пытаются освоить новые ниши социально и экономического выживания. Особенностью последних лет развития рос. Об-ва является тенденция усиления экономической дифференциации, выражающаяся в разделении об-ва на группы с различными доходами, уровнем жизни и потребления.
Cлайд 9
Усложнение соц. Структуры проявилось в формировании новых соц. Групп и слоев: предпринимателей, финансистов, биржевых брокеров, коммерсантов.
Cлайд 10
Большую угрозу для политической и экономической стабильности в об-ве представляет чрезмерное неравенство доходов. Развитие России в 1990-е гг. привело к значительным различиям в доходах населения. Рыночная система отдает предпочтение одним социальным слоям и, наоборот, наказывает других. Если эту систему не корректировать, то она действует в интересах меньшинства об-ва (элиты) и против большинства.
2.4. Социальная структура общества и экономика. “Внеэкономические” факторы социальной дифференциации
Более углубленное понимание “социального", “социальных отношений" состоит в том, что последние рассматриваются также как взаимоотношения групп, образующих социальную структуру и играющих определенную роль в организации общественного производства. Роль эта, в свою очередь, обусловлена местом группы в сложной системе собственности, функционирующей посредством реальных хозяйственных механизмов владения, пользования и распоряжения различными элементами собственности.
Социальная структура образуется не только посредством взаимоотношения классов - социальных групп, позиция которых в обществе состоит в том, что одни из них являются собственниками средств производства, а другие таковыми не являются. Соответственно первые в процессе функционирования производства имеют возможность использовать труд других для поддержания и увеличения собственного богатства. Социальная структура общества является более сложным образованием. Она обусловлена также дифференциацией части населения, которая не относится ни к каким классам (например, артист, учитель, кассир и др.), и внутриклассовым делением. Об этом свидетельствуют и исторический анализ социальной структуры прошлых обществ (о чем речь уже шла), и социальная дифференциация современных обществ. Многообразный характер использования средств производства, распоряжения ими, а также распоряжения людьми, осуществляющими ту или иную деятельность, различные возможности присвоения многообразных благ и услуг, а также многообразие характеристик, определяющих имущественное положение - все это обусловливает природу социального субъекта и социальное положение группы, к которой он принадлежит. Совокупность таких групп, их связи и взаимодействия образуют социальную структуру общества, не сводимую к классовым отношениям.
Отношение к средствам производства также может быть многообразным. Даже использование средств производства может носить разный характер и, соответственно, по-разному обусловливать социальное положение пользователя. На двоякий смысл понятия “использование средств производства” в условиях государственной собственности обратила внимание современный социолог Т. Заславская. Во-первых, это использование средств производства различными профессиональными группами, характеризуемое количеством и качеством этих средств, их техническим совершенством. Необходимость и умение применять в процессе труда сложные и уникальные технические устройства повышают социальный статус определенных групп работников. Во-вторых, это использование средств производства (полулегальное) или части готовой продукции для личных нужд или реализации на сторону . Современные социологи обращают внимание также на социально-классовые признаки и их “операционализацию” . В условиях повсеместного функционирования либо преобладания государственной собственности (как это было, например, в советском обществе) решающим фактором, обусловливающим позицию в социальной иерархии, являлся механизм распоряжения собственностью: кто, как, на основании чего и в какой мере ею распоряжается. В этом и заключается суть вопроса о связи управленческой иерархии с реальной экономической властью и соответственно с социальной дифференциацией.
Однако характер распоряжения собственностью также может быть различным, что следует учитывать при выяснении того, как распоряжение влияет на механизм хозяйствования и его эффективность. Различают, например, безусловное, суверенное распоряжение и условное - оперирование имуществом от имени и по доверенности собственника уполномоченными лицами и группами. Иерархия условных распорядителей, ответственных перед собственником и вышестоящими руководителями, может образовываться как руководителями, так и рядовыми рaбoтникaми. Хорошее хозяйствование, как принято считать, нуждается в наличии суверенной власти, в эффективном контроле собственника за условными распорядителями и в их (распорядителей) стимулировании.
Печальный опыт функционирования так называемой общенародной собственности в СССР состоял в том, что процедуры осуществления трудящимися суверенных полномочий (народ вроде бы был собственником!) отсутствовали. Суверенного распоряжения собственностью не существовало, собственность была фактически “ничьей”. Это породило присущие тому обществу “странности бессубъектного мира”: “каждая социальная группа испытывала острый дефицит права решать то, что положено ей по рангу в иерархии управления” . Отсутствие суверенного собственника, который бы контролировал и стимулировал условных распорядителей, привело к тому, что так называемые условные распорядители (как правило, представители государственно-партийного аппарата), во-первых, сплошь и рядом использовали государственную собственность для личного обогащения; во-вторых, фактически не несли ответственности за ошибки в хозяйствовании и безграмотное руководство. Это обусловило также характер разгосударствления и приватизации, осуществляемых в постсоветский период: ни то, ни другое не привело к ожидаемому повышению эффективности хозяйствования. Бывшие условные распорядители, т. е. те, кто нелегально распоряжался государственной собственностью как личной, в конечном счете лишь узаконили свое экономическое господство (в этом суть так называемой номенклатурной приватизации). Изменилась и социальная позиция бывших условных распорядителей, которые становятся собственниками: они теперь вступают в иные, нежели отношения с представителями групп, которые собственниками не являются.
Далее важно остановиться на характеристике аспекта социальности, который, как отмечалось, иногда трактуют как отличительный ее признак: социальность как связь, как совместный характер жизнедеятельности, как характеристика целостности. Именно на это значение понятия “социальность” часто указывается в литературе . Выделение этого значения и фиксирование внимания на нем не только имеют основание, но и необходимы. Однако непpaвомерно противопоставлять эти значения (дифференциация на основе различных возможностей присвоения и единство, целостность). Единство, связь, целостность, общность различных групп образуются в условиях общественного разделения труда. Именно в этих условиях существует объективная потребность единства и взаимозависимости, являющихся основой всякого другого единства и целостности. На это обстоятельство указывается и в классической марксистской и немарксистской социологической литературе. К. Маркс и Ф. Энгельс считали, что взаимозависимость индивидов, между которыми разделен труд, как раз и представляет собой закрепление социальной деятельности . Французский социолог Э. Дюркгейм, относящий разделение труда к “фундаментальным основам общественного строя”, рассматривал его и как основу социальной солидарности .
Обратим также внимание на соотносительный характер социального статуса (позиции)*, определяемого как “место” в целом, как отношение одних групп к другим, что обусловливает необходимость для характеристики социальных статусов использовать операцию сравнения. На это указывал еще К. Маркс: “Если капитал возрастает быстро, заработная плата может повыситься, но несравненно быстрее повышается прибыль капиталиста. Материальное положение рабочего улучшается, но за счет его общественного положения” . Характеризуемая ситуация также свидетельствует о неправомерности отождествления экономического и социального.
Эмпирическое фиксирование социального положения различных групп в определенных конкретно-исторических условиях (фиксирование социальной структуры общества) - очень сложная задача. Решение ее предполагает, во-первых, выделение тех материальных условий и средств существования и жизнедеятельности, которые в конкретно-исторических обстоятельствах необходимы для воспроизводства человека как субъекта общественной жизни. Во-вторых, следует определить реальные возможности присвоения условий и средств, имеющиеся у различных групп. Но само это место и “возможности присвоения” не лежат на поверхности (особенно в условиях несоответствия социального и правового). Это “место” нужно выявить посредством определенных исследовательских процедур. С особыми сложностями сталкивались, например, исследователи, пытаясь охарактеризовать социальную структуру бывшего социалистического общества. В то время справедливо отмечалось, что имеющимся для анализа социальной структуры инструментом невозможно было воспользоваться. Как образно характеризовала эту исследовательскую ситуацию в советской популярной литературе перестроечного периода Р. Рывкина, “структура уходит в тень” . Действительно, глубокое изучение социальной структуры бывшего Советского Союза предполагало выявление различных, а главное - специфических именно для этого конкретного общества факторов, обусловливающих место группы в системе многообразных условий существования, условий и средств производства, его результатов, например доступность так называемого дефицита. При этом возникало множество вопросов: по какому критерию определять место той или иной группы в иерархической социальной структуре? Чем обусловлена дистанция между позициями? Как оценивать имеющиеся различия по степени социального равенства–неравенства?
В литературе (преимущественно публицистической) раннеперестроечного периода велись дискуссии о том, насколько правомерно об уровне благополучия судить на основании получаемой заработной платы. Ведь значительная часть населения имела либо незаконные источники дохода, либо полулегальные льготы, обусловливающие доступ к высококачественным товарам и услугам. Как выразилась бывшая в свое время председателем комиссии по привилегиям Верховного Совета СССР Э. Панфилова, “речь идет о принципиально иной системе жизнеобеспечения”. Соответственно попытка стратифицировать население преимущественно посредством фиксирования заработной платы и других официально признанных государственных выплат приводила к несколько иным результатам, чем те, которые рассчитывались на основе доступности многообразных благ и услуг. При одном и том же трехслойном делении в одном случае получалось, что в стране к “верхнему” слою принадлежит 7,1 %, к “среднему” - 31,3 %, к “низшему” - 61,6 %, в другом случае к “богатым” относили 2,3 % (при этом только у 0,7 % источники богатства были законные), к среднеобеспеченным - 11,2 %, к бедным - 86,5 % .
В мировой социологической литературе для обозначения социальной структуры широко используют термин “стратификация”. Как правило, под ней понимают структуру неравенства в обществе. Стратификация - это деление общества на группы, находящиеся на разных уровнях многослойной иерархической системы их взаимодействия. Однако относительно обусловленности стратификации (что определяет попадание в тот или иной слой) велись острые дебаты, высказывались различные точки зрения . Традиция, восходящая ко взглядам немецкого социолога М. Вебера, состоит в рассмотрении стратификации как многомерного образования, обусловленного тремя измерениями: экономическим (богатство), социальным (престиж) и политическим (власть) . Соответственно трактовал М. Ве-бер “социальное измерение” и “социальный статус”. В отличие от экономической позиции последний определялся рангом группы, предписываемым системой ценностей общества, т. е. уважением, почетом, которые приходились на долю тех или иных групп. Как видим, в “социальное” М. Вебер вкладывал совсем иной смысл, нежели оговоренный. Поэтому употребляя термин “социальная стратификация”, необходимо уточнять, что имеется в виду и какие “измерения” используются для разделения общества на слои.
Разумеется, стратификация (расслоение) общества на группы, выражающая неравное в нем положение, возможна по различным признакам. Ясно, однако, что собственно социальную стратификацию следует отличать от любой другой, ибо стратификации, обусловленные различными основаниями, могут в той или иной степени соответствовать. Так, причастность к политической власти, место в политической иерархии могут обусловливать также позицию в системе социального расслоения. Это ярко проявляется, когда анализируется присвоение материальных благ и услуг (включая средства производства) советской номенклатурой и современной неономенклатурой, завоевывающей не только политические, но и господствующие экономические позиции в реформируемом постсоветском обществе.
То же можно сказать и о престиже. Последний предназначен для того, чтобы субординировать объекты, оценивать их посредством принятой в обществе шкалы ценностей. Престиж группы обусловлен представлением об “эталонной” группе, которой приписываются различные одобряемые и желаемые качества. Уважение и авторитет могут в определенных конкретно-исторических условиях быть средством приобретения социальных преимуществ, обусловливать позицию в социальной иерархии. Но могут и не влиять на нее либо не соответствовать ей. Так, в доперестроечный период в Советском Союзе известные ученые, врачи, артисты в той или иной степени были “вхожи” в распределительную систему номенклатуры. Престиж как бы становился фактором, обусловливающим позицию в системе социальной стратификации. Однако неавторитетность государственных и партийных чиновников, их непопулярность в общественном мнении застойного и особенно ранне-перестроечного периодов, нисколько не мешала им занимать несоразмерно высокие позиции в системе социальной иерархии.
Возникает вопрос: являются ли власть и престиж факторами, обусловливающими социальную позицию, место в системе социальной стратификации (если, разумеется, иметь в виду специально оговоренный смысл социального)? Ответить на этот вопрос можно лишь на основании конкретного анализа, осуществленного социологическими средствами и предполагающего принятие во внимание действия различных общественных факторов в определенном обществе. Но если не выделять собственно социальные факторы и не специфицировать социальную стратификацию, то такой анализ и не требуется. Возвращаясь к проблеме взаимоотношения престижа и богатства, можно сослаться и на спор о специфике исторически сложившейся российской ментальности, для которой якобы характерны неуважение к богатству и преклонение перед аскетизмом и бедностью. Имеются, однако, данные о том, что по крайней мере в конце XIX - начале XX в. высшей ценностью для российского крестьянства была зажиточность, которая понималась не как накопительство, а как наличие крепкого хозяйства .
Этот нюанс (различие между крепким хозяйством и богатством вообще) важен и в следующем отношении: в немарксистской социологической литературе особенность марксовской концепции класса видится в одномерности (в отличие, например, от многомерного понимания класса М. Вебером). При этом К. Марксу приписывается использование для выделения класса только “экономического измерения”, характеризуемого богатством и доходом. Такая характеристика марксовской позиции не корректна по крайней мере в двух отношениях. Для К. Маркса класс является не только экономической, но и социальной категорией, что, как отмечалось, целесообразно различать. Но, что также важно учитывать, богатство и доход характеризуют место в системе распределения, к чему не сводится не только экономическая, но и социальная позиция класса, любой группы, расположенной на том или ином уровне стратификационной иерархии. Богатство и доход относятся, скорее, к внешним, находящимся на поверхности признакам социальной стратификации.
Более глубинной, сущностной стратификационной характеристикой, свидетельствующей о социальной позиции (статусе), является, как отмечалось, место группы в организации общественного производства, функция, которую в нем выполняют одни группы в сравнении с другими. Например, в американском обществе юристы и врачи находятся на одной из высших ступеней социальной стратификации**, что свидетельствует об объективной значимости их видов деятельности для современного общественного производства вообще и материального производства в частности: врачевание дорогостоящей рабочей силы и ее правовое обеспечение являются необходимыми условиями его функционирования и развития. Соответственно оценка деятельности представителей этих профессий, выраженная в конечном счете в их доходах, свидетельствует об их востребованности. Аналогично объясняется низкий уровень доходов отечественных представителей науки, образования, культуры, специалистов вообще, не занятых в коммерческих структурах. В условиях экономического кризиса, фактически полного разрушения производства их деятельность оказывается невостребованной и соответственно низкооплачиваемой. Это, в свою очередь, обусловливает ограниченность круга возможностей присвоения ими различных благ и услуг.
Важной проблемой, обсуждаемой в связи с исследованием стратификации, является взаимоотношение так называемых вертикальной и горизонтальной ее разновидностей. Первая, состоящая в иерархизации общества, детерминации деятельности людей “их положением в системе отношений собственности/власти”, по-разному (что всегда определено конкретно-историческими обстоятельствами) связана со второй, обусловленной этнодемографическими, региональными и другими различиями. Но этнические или демографические характеристики, проживание в том или ином регионе могут стать признаками социальной стратификации в том случае, если обусловливают также роль в общественном производстве, объем получаемых материальных благ и услуг, т. е. если наличие либо отсутствие указанных характеристик влечет за собой принадлежность к определенному социальному статусу. Так, П. Сорокин утверждал, что так называемое “национальное неравенство есть лишь частная форма общего социального неравенства” . Большее или меньшее социальное различие может обусловливаться проживанием в определенном регионе, конкретные условия которого образуют, в частности, социальную инфраструктуру экономики. В условиях, например, СССР эти различия были особенно значительными.
Методологические принципы учета вертикального и горизонтального среза стратификации, наложения многообразных признаков на те, которые характеризуют собственно социально-классовый статус, предложили ученые Т. Заславская и Р. Рывкина. Выделяя в “социологии экономической жизни” такие подструктуры общества, как этнодемографическую, социально-территориальную, профессионально-должностную, социально-трудовую и семейно-хозяйственную, эти социологи попытались охарактеризовать целостное социально-стратификационное образование, которое назвали “экономико-социологической структурой общества” . По их мнению, решающее значение в этой структуре (относительно СССР) имеют социально-трудовой и профессионально-должностной аспекты. Тогда как следует учитывать также принадлежность к таким подструктурам, как социально-территориальная, этнодемографическая и семейно-хозяйственная . Подводя итоги рассуждениям об экономико-социологической структуре общества, Т. Заславская и Р. Рывкина указывают на то, что элементами последней “являются группы, заметно различающиеся не только функциями в общественной организации труда, в его разделении и специализации, но и занимающие разное положение по крайней мере в нескольких частных подструктурах” . Именно эти группы и являются социальными субъектами экономической жизни общества, а также имеют различные потребности и интересы, разное поведение в экономической сфере.
Господствующую роль в экономической жизни советского общества играла партийно-советская бюрократия, что и предопределило социальный облик постсоветского реформирования. Решающие позиции в экономической жизни в период трансформации и так называемого социального реформирования занимал также чиновничье-бюрократический аппарат с тем лишь отличием, что конвертируемость политического капитала в экономический*** получила в этот период правовое оформление и небывалый размах. Эту особенность постсоветского реформирования, как считают многие исследователи, предсказал Л. Троцкий. Советская бюрократия, по его мнению, будет искать опору в имущественном положении, стремясь узаконить свое господствующее положение в экономике. “Привилегии имеют лишь половину цены, если их нельзя оставить детям. Но право завещания неотделимо от права собственности. Недостаточно быть директором треста, нужно быть пайщиком. Победа бюрократии в этой решающей области означала бы превращение ее в новый имущий класс” .
Итак, социальная стратификация - это дифференциация людей и групп по их месту в исторически конкретной системе общественного разделения труда в соответствии с возможностями присвоения средств производства, рабочей силы, материальных благ и услуг. Разные общественные характеристики могут обусловливать это место и соответствующие ему возможности: власть и престиж, профессиональная принадлежность, этнические, демографические и территориальные особенности. Значимость различных характеристик для дифференциации людей и групп по социальному признаку для социальной стратификации носит конкретный характер. Эта значимость, как и специфическая для конкретного общества система социальной стратификации, описывается и объясняется социологическими средствами. Ее анализ является одной из важнейших задач социологического изучения общества.
* Термин “статус”, который ввел в социологию в середине 30-х годов XX в. Р. Линтон, употребляли в двух значениях: как социальная позиция, понимаемая как независимое от оценок и ценностей реальное положение, и как ранг, престиж позиции, обусловленный совокупностью прав и обязанностей, господствующей системой ценностей общества. Здесь и далее под социальным статусом будем подразумевать социальную позицию, характеризующую место субъекта (личности, группы) в системе деятельности, и реальные возможности присвоения материальных благ и услуг.
** Стратификационный статус рассчитывался на основании дохода .
*** Широко используемое в настоящее время при характеристике трансформационных процессов выражение, заимствованное у современного французского социолога П. Бурдье, понимающего под “капиталом” различного вида власть (политическую, экономическую, социальную, культурную, символическую), которая обусловливает положение субъекта в социальном пространстве.